В марте 2024 года я принимала участие в парижском фестивале в поддержку Украины. Фестиваль Doc en scène. Ukraine: la voix humaine был организован выступающими против войны россиянами при участии украинских художников, режиссеров и актеров, которые согласились на совместное участие исключительно под гарантии безупречно проукраинской репутации организаторов из художественной ассоциация "Верба". Cобирались деньги на помощь Украине – и на гуманитарные цели, и на ВСУ, в том числе для российских добровольцев, воюющих за Украину.
Фестиваль проходил в историческом пространстве белоэмигрантской киностудии "Альбатрос" под эгидой L association, выигравшей тендер на развитие этого помещения как арт-центра.
В другом их помещении L galerie в декабре 2023 проходила моя персональная выставка Points de perturbation. Все доходы от продажи работ военной серии Cri du silence тоже пошли на помощь Украине.
4 июня художница и поэтесса Настя Родионова, живущая в Париже, сообщила в фейсбуке, что в L Galerie работает Елизавета Кривоногих – дочь Владимира Путина и Светланы Кривоногих.
О колоссальном состоянии Светланы Кривоногих и о том, как выросшая в питерской коммуналке уборщица получила "часть России", впервые в 2020 году рассказал "Проект". Дочь Кривоногих имеет отчество "Владимировна", в графе "отец" стоит прочерк. Внешне Елизавета очень похожа на Путина, она неоднократно меняла документы и теперь носит фамилию умершего в 2015 году Олега Руднова, на которого Путин записывал свои активы.
Пост Насти Родионовой о сотрудничестве Лизы с L galerie завершался словами:
"Моя позиция заключается в том, что в ситуации ведущейся захватнической войны России, со стороны людей, организующих любые публичные мероприятия с участием антивоенных художников и иногда вовсе прямых жертв режима, необходимы максимальная прозрачность и повышенная чуткость. Мы должны знать, с кем работаем и решать, готовы ли мы к этому. Мой личный ответ в данном случае – нет. Уверена, что большинство художников, которых я знаю, как и я, не подозревали, с кем имеют дело, выставляясь на площадках L association (Studio Albatros и L gallery). Но, тем более, нельзя это замалчивать, нужно посмотреть вглубь очередной бездны и сделать выводы".
Разразился скандал.
Владельцы галереи Александр Вишневский и Дмитрий Долинский в интервью телеканалу "Дождь", "Медузе" и "Агентству" говорили о недоказанной связи Лизы (Луизы) Рудновой с Путиным и отвергли обвинения в свой адрес.
То, с какой яростью эмигрантское сообщество бросилось защищать "бедную девочку" Лизу, говорит о многом
"Она не является радикальным антивоенным активистом, но она против того, что происходит НА Украине", – говорит Вишневский.
И даже если предположить, что Лиза при очевидном физиогномическом сходстве и всех данных, приведенных в журналистских расследованиях, не дочь Путина, точно известно, что она дочь его соратницы. В 2023 году ее мать – Светлана Кривоногих, миллиардерша, владелиц яхт и горнолыжных курортов, акционерка Банка России и Национальной медиа-группы – была внесена в санкционный список властями Великобритании. По подсчетам "Верстки", ее компании заработали рекордные 236 миллионов рублей чистой прибыли в 2024 году.
В чем именно состоит "открытая антивоенная позиция" живущей в Париже и меняющей свои фамилии и имена Лизы-Луизы, из интервью осталось неясным. Как и то, что именно "происходит НА Украине".
Вишневский говорит, что Лиза могла бы быть "адским инструментом влияния", если бы действительно была дочкой Путина, а вместо этого она ездит из галереи на автобусе. Но с каких пор поездки на парижском автобусе стали формой гражданского сопротивления войне и геноциду? В одном из комментариев под интервью "Дождю" появился анекдот: "– Папа, мне неудобно перед друзьями, они приезжают в школу на метро, а я на машине. – Всё понял, Лиза, завтра куплю тебе метро".
Самое интересное в этой истории не ее сюжет, а реакции. У значительного числа эмигрантов/релокантов не возникло вопросов к основателям галереи. Вместо этого они принялись травить Родионову за пост, в котором она посмела поставить вопрос об информационной прозрачности и свободном выборе.
То, с какой яростью эмигрантское сообщество бросилось защищать "бедную девочку" Лизу, говорит о многом. За три года мы не наблюдали подобной пассионарности в защите украинских девочек от "нашихмальчиков".
По принципу shoot the messenger, Родионову обвиняют в доносительстве, используя давно не существующие советские аналогии: "комсомольское собрание", "партком", "первый отдел", хотя автор расследования не обладает никакой властью. Обращение к советской риторике, апеллирование к фигуре Павлика Морозова и к знаменитому сталинскому "сын за отца не отвечает" представляется чрезвычайно симптоматичным и культурологически важным.
Феномен массового тиражирования и распространения подобных реакций, их превращения в клише помогает увидеть картину трансгенерационной советской травмы, которая во многом определяет искажения оптики в отношении к российской агрессии в Украине даже со стороны тех, кто номинально является противником путинского режима.
Проективный инфантилизм (происходящий из репрессивного воспитания, сознания и опыта) российского общества в этом кейсе виден как на ладони.
У Хайдеггера есть понятие Geworfenheit – вброшенность. Мы всегда вброшены в определенную ситуацию –родились в ней, оказались в ней случайно, были вовлечены насильно и без согласия.
Такие ситуации не выбираешь. В них оказываешься вброшен, но это не снимает ответственности за твой выбор внутри этой ситуации. И отказ делать выбор – тоже неминуемый выбор.
Вброшенность – свершившийся факт. Вы переходите улицу, и на ваших глазах водитель сбивает прохожего. Ваши действия? Ваше бездействие? Любое решение, включая решение не делать ничего, становится поступком. Или проступком. Участием или соучастием. Вы вброшены в ситуацию, не вами созданную, за которую, по идее, не отвечаете, но, увы, – младенец-подкидыш на вашем пороге. Вы его не хотели, не ждали и не планировали, ребенок вам может быть некстати и просто не по карману, но решение закрыть дверь и вернуться в точку до обнаружения на пороге младенца невозможно – это преступление. Соучастие в нем. Преступное бездействие – есть и такой термин.
Если ты дочь Гитлера или Путина, ты этого не выбираешь. Но свою позицию относительно этого факта – да.
В этом контексте симптоматично сугубо российское понятие "белое пальто", которое предполагает круговую поруку как аксиому: белое пальто никто не носит, потому что замараны все. Такой подход, как и двойные стандарты, является характерным признаком криминальных сообществ.
За неделю до парижского скандала в русскоязычном оппозиционном пространстве разгорелся другой скандал, связанный с писателем Денисом Безносовым.
Впервые ребром поставлен вопрос о коллаборационизме "оппозиционной" интеллигенции
Живущая в Украине поэтка Галина Рымбу опубликовала расследование, в котором утверждает, что Безносов, бывший замдиректора государственной российской детской библиотеки, в 2022 году эмигрировавший из РФ, причастен к программам русификации похищенных украинских детей.
История с откликами на публикацию Рымбу развивались по тому же сценарию, что и обсуждавшийся выше парижский кейс.
Те же либеральные россияне, которые ужасаются бомбежкам, лагерям, милитаризации в школах и фильтрационным лагерям, встают не только на защиту "своего" писателя, но видят себя в виктимизированном образе "бедной девочки", даже если эта девочка – живущая в Париже дочь диктатора, которой абсолютно ничего не угрожает. Авторки расследований при этом обвиняются в доносительстве и подвергаются травле, причем факты, приведенные ими, не обсуждаются вообще.
Кейс Безносова особенно показателен и вызвал такой болезненный отклик в среде русскоязычной культурной публики недаром.
Впервые наглядно, не на уровне абстрактных разговоров о вине и ответственности, а ребром поставлен вопрос о коллаборационизме "оппозиционной" интеллигенции и ее вольном или невольном участии в военных преступлениях или в их маргинализации и минимизации.
Не только зетников. Не каких-то "их", социально далеких, враждебных, а "своих", которые вдруг могут обернуться СВОими. И ответ на вопрос о собственном коллаборационизме пугает так, что интеллигентные либералы готовы заклевать каждого и особенно каждую (в патриархальном иерархическом мире всегда играет роль мизогиния), кто этот вопрос поднимает.
Галина Рымбу пишет, что в связи с многочисленными угрозами, оскорблениями и шантажом ей и ее супругу "пришлось обратиться в соответствующие государственные органы Украины с целью обеспечения безопасности и защиты".
Похоже, что и в случае обсуждения (и отрицания) предполагаемого коллаборационизма писателя Безносова, и нормализации сотрудничества L galerie с предполагаемой же дочерью Путина среднестатистический "либерально-оппозиционный" читатель видит прежде всего не суждение, а о-суждение, отождествляет себя с объектом расследования и моментально включает репрессивные страхи и соответственно защитно-агрессивные реакции, а в качестве риторического инструмента – дискредитированный советский словарь.
Советская травма, ГУЛАГ, зона определяют видение и сознание
Корни этого искажения, когда моральное суждение из императива и акта свободной воли становится привилегией, приобретаемой по непонятным критериям при непременном одобрении собственной референтной группы, уходят очень глубоко в менталитет ГУЛАГа и его никогда не проработанной травмы.
Мафия, зона, ГУЛАГ.
Зона интересов.
Отсутствие правил и прав.
Круговая порука.
И обилие саркастических реплик в духе: "ну, мы тоже работали на государство, расстреляйте нас теперь".
Цинизм и двоемыслие становятся формой выживания на всех уровнях и во всех социальных группах. Агрессия становится защитной реакцией на собственную беззащитность перед лицом государства.
Увы, в условиях войны и геноцида это объяснение анамнеза не оправдание. Скорее, наоборот.
Вопреки расхожему представлению о понимании, травматики страдают именно дефицитом эмпатии. Любая другая жертва воспринимается как конкурент за ограниченный ресурс сочувствия. Именно это демонстрирует сейчас российская оппозиция и культурная диаспора в отношении украинцев.
Трансгенерационнная травма, страх репрессии, доносительство – всё это подрывает способность к доверию. А многократно воспроизведенная в разных мифологически-исторических нарративах героизация страдания: чем больше боли – тем ты "больше человек" – подавляет и эмпатию к уязвимым. Именно поэтому постсоветская публика в эмиграции как правило занимает ультраправую часть политического спектра.
Подрывает эта травма и способность к авторефлексии и интроспекции. Не случайно имперская и советская традиция связана с идеями великой "жертвы", но никак не с признанием вины и ответственности. Некритическое отношение к собственной истории и культуре является своего рода "скрепой" (если употреблять провластную лексику), объединяющую оба крыла, либерально-оппозиционное и ватно-путинское.
Все разговоры о страшном кэнселлинге, о том, что "культура не виновата", "при чем тут Пушкин", "разве Достоевский устраивал Бучу", повторяются недаром. Дело не в том, читал ли насильник в Буче или ликвидированный недавно силами СБУ организатор мариупольских бомбежек книги Достоевского или Пушкина. Конечно, не читал. Дело в том, что в каждой подобной дискуссии отчетливо видно, что именно своими родными поэтами, писателями и книгами, казалось бы учащими обратному, российская читающая публика баррикадирует свою совесть от ответственности и авторефлексии.
Советская система координат и понятий, пусть даже с обратным знаком, помноженная на периметр внутреннего ГУЛАГа, дает объемную картину масштабных травматических искажений.
Именно советская травма, ГУЛАГ, зона – и, как следствие, зона интересов (и не в последнюю очередь зона комфорта) определяют видение и сознание.
"Зона интересов" – важный феномен именно поэтому: он наглядно демонстрирует, как отсутствие этики и двойные стандарты неизбежно ведут к периметру ограничений собственной свободы – а значит, и творческого инновационного мышления.
Косность мышления демонстрируют иконостасы "антивоенных" комитетов, литературных премий, целиком составленные из представителей московско-питерско-эмигрантских довоенных иерархий.
Все они будут защищать свои привилегии, свои зоны интересов – от информационной сферы влияния до материальной и политической. Свои иконостасы и себя в них.
Не понимая, что стратегически лишь увеличивают разрыв с миром и собственное отставание.
Нет ничего удивительного в слиянии "оппозиции" с "зетниками"
Потому и имеет смысл говорить о современной российской культуре (в том числе и политической) прежде всего как об иконостатической, не развивающейся в инновации именно за счет этой внутренней статики иерархий "своих", "зон интересов" и отсутствию авторефлексии на всех уровнях. Будь то "наши великие" писатели, диссиденты или политики.
И потому нет ничего удивительного в слиянии "оппозиции" с "зетниками" во многих привычках, "понятиях" и этических вопросах, а главное, в подходах, иерархических системах и неизбежной при этом косности мышления. В том, что попытки слома привычных зон комфорта и интереса будут встречать яростный отпор. И поэтому агрессивная (анти)советская риторика и лексика сегодня сами по себе являются симптомами отставания.
Есть английское выражение think out of the box. Наверное адекватным транскультурным его переводом было бы "мыслить вне решетки".
Инновационную свободу, независимость мышления, действия и отсюда нестандартных решений уже не раз продемонстрировала Украина. И недавняя блестящая военная операция "Паутина" стоит в этом ряду.
Подобно символическому столкновению Давида с Голиафом, Украина показала, что эффективные военные операции против анахроничного, бьющегося в агрессивной агонии мастодонта ядерной империи возможны вне иерархией "большого", "великого" и "great again".
Свобода мысли и слова вне клише жесткой тюремной или ментальной решетки, без апелляции к прежним иерархиям, к старым клише и давно упакованных в износившиеся слова нарративам, к ушедшей в историю дихотомии советского и антисоветского дает ключ к новому взгляду, подходам, методам познания и соответствующим ошеломительным решениям – в науке, в искусстве или в военном деле.
Без этого невозможна и новая архитектура мира.
В обоих смыслах этого слова.
В Киеве. В Париже. Везде.
Екатерина Марголис – художница и писательница
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
